Размышления о московском зайце

К первоапрельским розыгрышам этот материал не имеет ни малейшего отношения. Не далее как в начале апреля 2006 года, и не где-либо, а в десяти минутах ходьбы от станции метро «Чертановская», часов примерно в семь утра, на первую проталину среди серого снега вышел заяц — пощипать травку и принять первого весеннего ультрафиолета. Вероятно, это событие не стало бы известно нашим читателям, если бы мимо не проходили сотрудники нашего издания, а именно я, вооруженный всем необходимым, чтобы достойно выдержать очередную трудовую столичную вахту, и коммерческий директор. 

Ибо, хотя в регионах нашей страны порой нас и пытаются обозвать москвичами и обвинить в типовых столичных прегрешениях, которые почему-то числит за Москвой провинция (типа «вот грабить нас приехали тут, мы сами хорошо живем вообще»), на самом же деле мы уже года два как жители не московские и не петербургские, а федеральные — потому что в Петербурге, где прожил добрых десятка три лет, бываеми реже и реже, недельки полторы в месяц, а все чаще бегаем по другим достойным городам нашей страны. Были мы в далеком Хабаровске, прохладном Новосибирске, веселом Иркутске, суровой Самаре, чудесном Екатеринбурге, гостеприимном Воронеже, основательном Белгороде, сдержанном Челябинске и себе-на-уме Казани. Кочевой образ жизни свойствен не всем сотрудникам нашей редакции, но ударной группировке — точно. Впрочем, чаще всего приходится бывать все-таки в Москве, потому что делать без столицы федеральный журнал как-то неудобно.

Подавив приступ телячьего восторга, я взялся за фотоаппарат — благо что теперь он у нас цифровой, и можно не задумываться о том, сколько метров редакционной пленки мы потратим и как это отразится на рентабельности. Так как заяц вышел попастись основательно, у меня было время щелкнуть его раз тридцать. Впрочем, удачной получилась от силы одна фотография, которую мы и представляем Вашему вниманию.

Почему достойной получилась лишь одна карточка? Причин две. Во-первых, зайцы, в отличие от бизнесменов и журналистов, не стремятся к публичности, поэтому крупный план зверька не прельстил. Во-вторых, заяц пользовался маскировочной окраской и справедливо полагал, что на фоне пожухлой травы и листвы, нападавшей через зеленый забор Битцевского лесопарка, он просматривается намного хуже, чем на контрастном снегу. Вначале я не мог понять, почему заяц не хочет прогуляться по снегу — тогда в кадр он вписался бы как на ладонь. Однако вскоре стало понятно, что именно выглядеть как на ладони заяц не заинтересован, и на мои попытки посвистеть и даже полаять (разумеется, чтобы наш герой попрыгал или хотя бы эффектно приподнял ушки), длинноухий в основном поступал по-другому — превращался вовсе в неприметную кочку газона. Наконец, в третьих — не было у меня под рукой длиннофокусной «Сигмы», оставленной в Питере, а лишь стандартный объектив серии EF, в принципе хороший, но предназначенный в основном для фотографирования директоров в кабинетах.

Кстати, о приметах. Насчет зайца есть два вида примет — правильные и неправильные. Правильные — о том, что встретить зайца к счастью: «В некоторых районах Англии встретить зайца — хорошая примета, и при этом надо загадать желание, как только он скроется из виду… В дохристианские времена зайца почитали священным животным и ассоциировали с плодородием и возвращением весны. По его бегу гадали, а его мясо не позволялось есть обычным людям. В северной Европе он был священным животным богини весны, известной древним англосаксам под именем Истры; великий христианский праздник Пасхи носит в английском языке ее имя (“Истер”), и заяц в английской традиции ритуально с ним связан. Именно Пасхальный заяц кладет пасхальные яйца. Во многих европейских странах, включая Великобританию, детям предлагают поискать в доме или в саду, в конюшне или в хозяйственных постройках, нет ли там гнезда, в котором Пасхальный заяц снес ярко раскрашенные яйца. Соревнования за заячий пирог, устраиваемые ежегодно в Пасхальный понедельник в Ноллатоне, и охота на зайцев, которая раньше происходила в тот же день в Лестере и Коулсхилле, хотя имеют отношение к правам землевладения и гражданским обычаям, коренятся, вероятно, в этом давнем представлении о зайце как о священном весеннем животном». Другие приметы неверные: так, необразованными людьми встреча с зайцем обычно считалась несчастливой. Якобы если он перебегает дорогу в начале путешествия, оно будет неудачным — надо вернуться домой и пуститься в путь снова. А рыбаки, если по пути на суда встречали зайца, уже в этот день в море не выходили (полагаю, что если современный городской рыбак сегодня ищет повод уйти на рыбалку, то те, заправские английские рыбаки, искали повод туда не идти). Упоминать самое название этого существа в море не полагалось никогда, а если уж говорить о нем было необходимо, употребляли эвфемизмы. Кстати, в некоторых регионах это табу соблюдают также и шахтеры. Кроме того, будто бы заяц, перебежавший дорогу свадебной процессии, — очень плохое предзнаменование для новобрачных, а если его увидит беременная женщина, у ребенка будет заячья губа. И еще — заяц, бегущий вдоль главной деревенской улицы, предвещает пожар. Наконец, в северной Англии плохая примета увидеть, как заяц запрыгивает на стену, а увидеть его во сне — значит, что у спящего есть враги или что одному из членов его семьи предстоит несчастье или смерть». Интересно, сколько эля нужно принять англичанину, чтобы зайцы начали запрыгивать на стену?..

Мой заяц оказался прекрасной приметой: в тот же день удалось записать подробное интервью, которого мы добивались без малого два года. А также еще два интервью, которых мы добивались меньше, но тоже весьма интересных. И уже неделю не проходит радостное настроение, несмотря на страшноватый объем работы.

Итак, вернемся к нашему зайцу. Почему я увековечил зай-ца на страницах нашего строительного журнала? Причин несколько. Во-первых, это действительно чудное событие в жизни редактора, которая состоит из поездов, самолетов и кабинетов. Последний раз зайца я видел лет двадцать назад, чуть дальше сегодняшнего Константиновского дворца — несколько полинялых беляков гоняли друг друга по берегу залива, на месте старинных усадеб бывших императорских сановников.

Во-вторых, этот заяц — кусочек истинного лика города Москвы: столица наша, несмотря на общеизвестную привычку посматривать за пределы МКАД несколько свысока, находит кусочек земли не только для ясеня и иного деревца, не только для голодного рабочего из сопредельного государства, не только для бродяжек-собак, для но даже и для зайчишки. Причем заяц имеет возможность оставаться диким зайцем — он не унижен ограничением свободы и подложенной морковкой, а ощипывает траву с газона и  волен передвигаться в пределах Битцевского лесопарка самостоятельно. Добавим, для тех кто не в курсе, о достойном подражания московском отношении к собакам-бродяжкам: не на геноцид собачьего племени, а на прививки и стерилизацию брошены усилия столичных ветеринаров. Так как вреда этот заяц, вероятно, не приносит (обгладывание коры с голодухи не в счет), а пользу — в виде непокупной радости — приносит одним своим длинноухим видом,

В-третьих, встретив московского зайчишку минутах в двадцати езды от Ленинградского вокзала (разумеется, езды ранним утром — когда нет пробок), я воочию убедился, что учет экологической составляющей в градостроительной политике дело важное и нужное. Помню, как один петербургский чиновник, ведавший украшением улиц нашего города всякой всячиной, лет пять назад в интервью мне обмолвился о потребности «гуманизации городской среды», предложив для этого малые скульптурные формы — в том числе бронзовых Кота и Кошку, Чижика на Фонтанке, Зайца на столбике у Заячьего острова, и с десяток разных Фотографов, Пожарных, Фонарщиков. Московское правительство шагнуло на доброе десятилетие дальше — гуманизировав городскую среду не омертвленной в бронзе натурой, а настоящим зай-цем. И не только — потому что в Москве добрососедски проживает еще не один десяток биологических видов. Цитирую «Труд» двухгодовалой давности: «Живучести природы можно только удивляться. В урбанизированной до предела Москве до сих пор сохранилось 144 вида зверей и птиц. Среди них такие, что и в обычном лесу не часто встретишь: косули, горностаи, норки, тетерева, рябчики..». Добавлю к этому неполному списку зайца. 

Вывод: хотя разные горячие головы и склонны обвинять столичные, а также федеральные власти в завышении смет под предлогом экологической безопасности, после встречи с живым, безупречно диким зайцем соглашусь целиком и полностью: щитовой способ проходки автомобильного тоннеля под Серебряным Бором лучше и перспективнее, чем открытый; мосты действительно надо строить так, чтобы вода в реках не мутнела; нефтепроводы действительно надо прокладывать способом наклонно-направленного бурения, а не прокапывать канавы через русло; сточные воды с мостов и автодорог нужно отправлять на очистные, а не в ближайший водоем, и так далее. А осваивая месторождения Крайнего Севера, нужно на буржуйский манер ездить не по ранимому ягелю, а по резиновым подмостям, хотя это дороже гораздо. А прокладывая дорогу нефтепроводу, лучше не ломать об колено экологическую экспертизу, нарисовать трассу действительно от греха и природной воды подальше. Да, и еще: отнестись с пониманием к ситуации, когда самострой вдоль водоемов сбривается бульдозером, движущимся неви-димой, но ощутимой силой федерального экологического законодательства, и мировой экологической культуры.