Беседа о единственной дороге

Наш собеседник — директор института «Моспроект-4» Андрей Владимирович Боков. Если вдаваться в определение жанра, то результат нашей встречи — не интервью, потому что мы почти ничего не спросили, а лишь рассказали о целях издания. Не хочется называть это конспектом лекции. Скорее это беседа, размышление, взаимосвязанная и структурированная цепочка мыслей вслух. Основную мысль со встречи вынесли примерно такую: решение проблемы жилья должно попасть в резонанс как с национальным характером россиян, так и требованиями глобализованного мира. Это больше чем составление корректного генплана, больше чем регулирование строительной отрасли, больше чем запуск железобетонной махины ДСК или шорох кредиток в ипотечных портфелях. Нет, это — формирование новой национальной доктрины, появление которой неизбежно отразится на упорядочивании среды обитания. А ответственность за формирование этой доктрины лежит на элите общества.

Лучшие годы жизни нашего поколения пришлись на время расцвета панельного строительства, которое почти полностью исключило для архитектора какую бы то ни было самореализацию. Возможность спроектировать к панельному дому пристройку для аптеки или молочной кухни была счастьем. Но именно тогда у нас было достаточно времени для рассуждения о вещах масштабных и принципиальных. Может быть, я не сильно с тех пор изменился, поскольку по-прежнему считаю, что и у новой ткани расселения города есть собственная воля и способность к саморазвитию и что естественные движения этой ткани должны быть осмыслены и умело использованы в определенных целях.

С переходом к рыночным отношениям эти естественные процессы, сдерживаемые ранее, усилились, обнажились и обострились. Парадоксально лишь то, что в такой весьма драматичный момент нашей истории и общество, и государство утратили к этому предмету всякий интерес. Что же происходит на самом деле? Умирают малые и изолированные поселения; все острее ощущение важности инфраструктуры и кризисное ее состояние; расселение становится все более неравномерным; растут и формируются крупные урбанизированные образования, в которых и протекают наиболее интересные и, казалось бы, разнонаправленные трудносовместимые процессы, главными из которых я бы назвал субурбанизацию и формирование узлов активности.

Итак, субурбанизация. Ее мы безучастно наблюдаем как стихийный процесс. Он неизбежен, хотя без направленного воздействия существовать не может. Россия по природе, душе, особенностям национального характера более чем Европа была склонна к полусельской-полугородской жизни. Но почему-то мы всегда предпочитали эту свою природу ломать об колено, следуя далеким от нашей натуры абсурдным утопическим предписаниям. Последствия таких предписаний — переселение людей в коммунальные квартиры, а затем — в пятиэтажные дома, возникшие на месте поселков… Но, если проследить всю историю российского жилища, гораздо более органичным и естественным было совсем иное —сколь ни был бы беден или богат человек, он стремился жить в отдельно стоящем усадебном доме на одну семью. Россияне выросли и уходят корнями именно в эту действительность, этот тип обитания. Хотя сам я городской житель, мои родители родом из села, и все сегодняшние горожане во втором или третьем поколении имеют такие же корни. Все мы несем внутри уникальную привязанность к земле, хотя ее истребляли в нас большую часть ХХ столетия. Помню, с каким восторгом мой отец возвращался к работе в саду и сколь много для него это значило, особенно в конце жизни… При советской власти единственно разрешенным выражением этой привязанности были известные шесть соток. Показательно, что сегодня наиболее опережающие социальные группы, динамичные и обеспеченные, отчетливо сделали выбор в пользу загородного жилья и субурбанизации.

Сегодня субурбанизация становится действительностью в силу того, что личный транспорт перестает быть роскошью. Но для планомерного развития пригородного строительства не хватает нормальных качественных дорог, которые просто обязаны появиться. Однако гораздо более проблематичным, как я уже говорил, является отсутствие регулирования, прогнозирования, программирования в этой области, корректировки естественного развивающего процесса.

Второе явление — это возникновение крупных многофункциональных центров в узлах пересечения транспортных и пешеходных потоков. Надо, наконец, перестать бояться их возникновения и понять, что судьбы города решаются именно в местах высокой концентрации потоков и пространств. Этими концентрациями нужно также научиться управлять и руководить. Потоки надо умело организовывать, исходя из разумной экономии времени и средств, точно определять места их разделения и связи. Пока такого рода узлы появляются стихийно. Мы отдельно занимаемся стоянками, отдельно — развитием рельсового транспорта, отдельно — метро и автомагистралями и обходим вниманием тот факт, что эти системы сходятся, синхронизируются и порождают полюса человеческой активности, которые в окружающем нас мире превращены сегодня в многоцелевые, многофункциональные комплексы. Китайские, европейские, американские города дают огромное разнообразие таких узлов и центров, причем выполненных как с сохранением исторического наследия, так и с решительным прорывом к новым формам и технологиям. Именно такого рода сооружения, обеспечивающие нормальное развязывание узлов, помогут уйти от душащих город пробок и трафика, который стал кошмаром каждого горожанина.

Таковы эти явления, направленные, казалось бы, прямо противоположно и вместе с тем работающие на реализацию одной и той же идеи — создания благоприятного нормального российского человеческого ландшафта. Главное — научиться непредвзято смотреть на происходящее и понять, что сегодня страна вкладывает огромные усилия и средства, которые без осознания природы процессов и определения целей будут неэффективны.

Еще одна любопытная тема — «самострой», «живое творчество масс» в малоэтажном строительстве. Надо понимать, что живое творчество масс — огромная сила и стихия, которая несет как позитивное начало, так и ряд опасностей. Если говорить о позитивном начале, все понятно — строительство собственного дома есть реализация заложенного в нас фундаментального инстинкта не менее важного, чем инстинкт продолжения рода или принятия пищи.

Мы были лишены возможности этого рода самовыражения на протяжении 70 лет советской власти, и это травмировало душу каждого из нас и привело к катастрофической утрате бытовой культуры. Посмотрим на жилой дом российского крестьянина XIX столетия в центральной полосе, на юге, на севере России, в Сибири . Это уникальные по своим технологиям и художественным качествам строения. На уровне строительства была реализована очень гармоничная система ценностей, особого рода сознание и «ручное умение», как сказал бы А. Платонов. Все эти ценности оказались решительным образом поруганы и утрачены. Можно было бы отказаться от сложившейся бытовой культуры и заменить ее домами-коммунами. Если бы все переселились в коммуны и фаланстеры, может быть, это и привело бы к созданию некой новой культуры, но и утопии остаются утопиями, мы получили лишь опыт концлагеря и коммунальных квартир, через которые прошли миллионы наших сограждан, окончательно утратившие связь с национальными ценностями, вытесненными невнятными суррогатами.

И здесь я перехожу к опасностям «творчества масс». Высвобождение естественных инстинктов происходит у индоктринированного человека, который лишен идеала и представления о ценности, сознание которого культурно не организовано. Происходит замещение культурных ценностей — псевдоценностями. К последним относятся продукты массовой культуры, контркультуры, коммуналок, лагерей, и т. п. И конечным итогом этого становится чудовищный самострой, который мы наблюдали прежде всего в начале 1990-х гг. и продолжаем наблюдать по городам и весям. Что отличает такую застройку? Пренебрежение инфраструктурой и окружением. Мы можем строить 4–5-этажный дом из кирпича, не задумываясь о канализации, отоплении, воде, о том, что его необходимо поддерживать достойным образом… Вокруг этого дома грязь непролазная, подъехать нельзя. За его забором происходит то же самое, что за пределами квартиры, на лестнице и в подъезде. Но самое удивительное, что каждый придумывает нечто свое, с полным отсутствием каких бы то ни было стандартов, общих правил или прототипов. Культура прежде всего стандарт и норма, которые есть продукт времени общенационального и упорного труда. Поэтому я более всего боюсь вольного творчества отдельных представителей народных масс — с ним выплескиваются не лучшие подавленные инстинкты — все наивные полудетские грезы, в стиле Диснейленда, и «где-то увиденного». Более того, это состояние культурного помешательства распространяется «звездами» попсовой культуры, современной элитой, с удовольствием позирующей на фоне своих домов и интерьеров. Укоренение этих ценностей и идеалов может привести к созданию стиля жизни и застройки, по сравнению с которым вся новая московская архитектура будет верхом изящества. Может быть, я и драматизирую ситуацию, поскольку сегодня наряду с произведениями «безумных кондитеров» от архитектуры все чаще появляются вещи осмысленные, адекватные и здравые, недавно почти отсутствовашие в так называемой частной архитектуре. Вообще, сам термин «частная архитектура» меня коробит, потому что архитектура по природе своей синкретична и неделима и всегда социально ответственна. Когда вы делаете свой дом, это ваше послание, обращение к миру, собственная тень и лицо.

Как преодолеть эту ситуацию? Необходимы действия, имеющие две цели. Первая —восстановление связи с собственными корнями, то есть с высокой культурой. Речь не идет о ретроградном движении вспять: эта высокая культура была, надо сказать, гораздо более органично связана с культурой русского авангарда, чем кажется на первый взгляд. Вторая — научиться жить в своем времени. Мы решительным образом не слышим шума времени, движения, его шага. То, что происходит в мире, в том же Китае, отмечено другим ощущением себя и своего места во вселенной, времени и пространстве. Мы же с трудом поселяем себя в пространстве и еще с большим — во времени. Это соотнесение себя и своих действий с тем, как живет мир, который стал единым. Когда нет собственного голоса и слуха, то настаивать на собственной уникальности опасно. Когда у человека есть этот слух и когда он осознает собственную ценность и идентичность, нет опасности в том, чтобы адаптировать для себя культуру немцев и американцев. Те же китайцы не боятся экспансии извне, знают, что перемелют весь предложенный им мировой опыт, вернут его в лоно своей культуры. Быть же в подготовленной обороне очень опасно. А жилье, жилая архитектура и архитектура вообще — едва ли не базовая часть культуры национальной, общей, думаю, важнее даже в большей степени, чем — да простит меня интервьюирующий — великая русская литература. Потому что мы стали меньше читать, а больше смотрим фильмы, меньше ходим в театр, а больше слушаем коротковолновые радиостанции. Но от архитектуры мы не уйдем никуда, и она всегда будет с нами.

Раньше, в 60–70-е гг., эта задача решалась созданием «идеального дома», идеального поселения, и некогда я с товарищами занимался этим. Едва ли сегодня кого-то устроит система ценностей, на которые была ориентирована эта деятельность. Но тем не менее она была. Сегодня утопическое сознание находится в кризисе, и привлекательная, актуальная задача должна быть конкретной. Вроде той, которую когда-то решали американцы, создавшие национальный автомобиль и американский дом. Это не значит, что сегодня снова нужны типовые проекты «дома для миллионера», «для ученого» и т. д. Требуется другое —воссоздание развернутой системы культурных стандартов, норм. Они нужны как в системе человеческих отношений, так и в области строительства окружающей среды. Этого, к сожалению, нет или почти нет. Очень большая ответственность за эту работу лежит на нацио-нальной элите. Итак, главное — осознать существование этой проблемы, не хозяйственной, а прежде всего культурной, и когда общество примет проблему города и жилья как проблему формирования культуры, тогда и будет сделан первый шаг к реальному выздоровлению страны.