«Спецпроектреставрация». Институт, не ушедший в историю

Адрес этого легендарного в реставрационной отрасли института звучит просто: Москва, Измайловский остров. Место, где в мозгу юного Петра I задумывалась самая известная и результативная реформа в истории России. Именно здесь, в Измайлово, возник потешный Измайловский полк. Наверное, именно в таких местах, с живой аурой российской истории, и должны квартировать организации «отраслеобразующие» — законодатели технологий, решений, поисков.

Институту «Спецпроектреставрация» по историческим меркам не так и много — чуть больше четверти века. Но в историю отрасли он вписан не менее прочно, чем несколько брэндов советской эпохи, таких как «Союзреставрация», «Росреставрация», НПО «Реставратор». Даже по нашим публикациям легко заметить, что большая часть реставраторов, сохранивших в годы «перестройки» верность профессии, с теплотой вспоминали о ведущей роли проектных организаций. И, слегка сетуя на былой естественный монополизм проектных организаций, подвергали решительной критике факт отсутствия в настоящем «направляющей и указующей» руки, которая вела реставраторов. Но институт жив и, более того, твердо намерен восстанавливать утраченные за годы «смутного времени» позиции. В этом мы имели возможность убедиться, посетив институт и встретившись с его директором Юрием Петровичем Калиниченко.

— Юрий Петрович, одна из проблем сегодняшней реставрационной отрасли — это приспособление памятника для использования в рынке. Однако фигура инвестора, которого в ходе Госсовета по культуре в июне 2003 года призывали высшие должностные лица государства, скорее не радует, а отпугивает профессиональных реставраторов. Причина — неготовность инвестора принять каноны высокой реставрации и взаимная неготовность реставраторов принять нужды капитала. Одно из ключевых столкновений — отношение к подлинности, причем инвестор предпочитает воссоздавать, а реставратор — консервировать…

— Сегодня в стадии утверждения находится проект одного из подзаконных актов «Об историко-культурной экспертизе». Согласно ему, каждый объект федерального значения рассматривается комиссией, определяющей его охраняемые параметры. На определение степени ценности памятника влияют и архитектурный облик, и автор, и подлинность сохранившихся до нашего времени конструкций. Но подлинность — критерий довольно скользкий, потому что многие памятники были подвержены разрушениям, перестраивались. Подлинность объекты утрачивали и в процессе реставраций. Понятие «реставрация» в большей степени сформировалось в СССР и Восточной Европе, потому что в старом свете, в странах, не пострадавших от Второй мировой войны, действует скорее понятие консервации — то есть не восстановления, а сохранения оставшегося, пусть даже в руинированном виде. В силу же наших российских катаклизмов реставрация — это неизбежное привнесение воссоздаваемого, и поэтому критерии определения предмета охраны должны быть взвешенными. В то же время необходимо сохранить контроль над памятниками, потому что кардинальная тенденция строительного рынка — отказ государства от ограничений в градостроительной деятельности. Сколько бы ни противилась профессиональная общественность принятию градостроительного кодекса, он тем не менее был принят. Оказались не востребованы и традиционные генеральные планы развития городов, и еще много чего… Но инвестор — в любом случае явление положительное, потому что средств государства не хватит. У нас порядка 30 тыс. памятников федерального значения, и полная сумма, нужная на их реставрацию, превышает объем госбюджета. Поэтому передача памятников может и должна осуществляться. Другой вопрос — в чьи руки, с какими обременениями, на каких условиях. Если речь идет о последующем приспособлении, то пользователь должен знать, что допустимо, а что нельзя делать с объектом. Зачастую заказчик стремится изменить планировочную структуру, например, с исторической анфиладной на более удобную коридорную, или желает установить современные инженерные системы в интерьеры, где это невозможно сделать без утрат для памятника. Поэтому реставраторы до выставления здания на торги должны предопределить возможные заданные функции, а именно — для чего здание может быть использовано, а для чего нет; какие перестройки и изменения в нем возможны, какие недопустимы. Возможно, что использование здания для жилья или ресторана может оказаться недопустимым, но вполне пригодно для офиса. На основании такого анализа и должно формулироваться обременение, предъявляемое желающим приватизировать здание. Задачей органов инспекций по охране памятников будет контроль допустимых границ и слежение за следованием обременению, а наша, реставраторов, — нахождение компромиссов, которые позволили бы соблюсти требования закона и удовлетворить пожелания заказчика.

— Но достаточно ли сейчас укомплектованы органы надзора для того, чтобы осуществить массовый контроль за использованием частных памятников?

— К сожалению, рассчитывать на полный успех этой схемы не приходится, потому что профессионалов становится все меньше. В ходе преобразований Министерство культуры получило функции по контролю за средствами массовой информации. Для регионов это очень важная позиция, потому что с нее можно получить доступ к регулированию ситуации формирования общественного мнения. Как следствие, в регионах создаются структуры «по контролю за СМИ и памятниками», и интерес к памятникам оказывается вторичен. Интерес к региональным комиссиям испытывают и бизнес-круги, специализирующиеся на страховании, торговле недвижимостью. И именно их специалисты, а не реставраторы и архитекторы, начинают играть в комиссиях «первую скрипку». Кроме того, не на пользу региональным ГИОПам тот факт, что подчинены они напрямую руководителям субъектов Федерации. Как следствие, интересы охраны памятников не всегда оказываются главным мотивом в принятии решений.

Кроме того, значительно меняется и сама отрасль. С одной стороны, в отрасль приходят новые люди, но они пока не готовы воспринимать ее проблемы. Лицензию на реставрационные работы получить несложно, поэтому данную сферу деятельности стремятся освоить специалисты по современной архитектуре. А они не против того, чтобы в проекты вносились добавления. Конечно, такие привнесения могут быть, но лишь в исключительных случаях, когда они делаются так же талантливо, а их обоснованность подтверждается решением Федерального методического совета. Одна из новаций, которая могла помочь выправить положение, — это институт федеральных архитекторов, назначенных от Минкультуры специалистов, которые оказывают методическую, организационную помощь местным органам ГИОП и архитекторам, в определенной степени и контролируют их деятельность, и поддерживают информационную связь с федеральным центром. Я сам являюсь федеральным архитектором по Волгоградской области. Однако в реальности институт федеральных архитекторов действовать не начал, потому что не были выделены средства на формирование этой структуры, а на общественных началах серьезная работа не делается. Поэтому мы со стороны института пытаемся восстановить систему наших представительств в регионах, чтобы отчасти восполнить эту миссию.

— Это интерес чисто миссионерский или отчасти коммерческий?

— Работы на реставрационном рынке хватит на всех, в том числе и для нас. Здесь интерес взаимный: мы получаем возможность работы в регионах, а региональные ГИОП получают моральную и интеллектуальную поддержку из федерального центра. При этом региональные структуры ГИОП заинтересованы в нашем появлении на рынках — наш институт способен разработать сложные объекты, которые не под силу местным реставрационным организациям.

— Помогает или мешает вам статус государственного предприятия?

— Статус предприятия в значительной мере определяет, как оно выстраивает стратегию на рынке. Почему небольшие проектные компании чувствуют себя на рынке неплохо? В первую очередь потому, что материальные затраты минимальны (работают в основном на дому). Сегодня мы арендуем помещения в Измайлово. Как только институт утратит статус госпредприятия, стоимость аренды возрастет для нас в несколько раз. Не факт, что мы сможем продолжать в этих условиях работу на рынке. С уходом же «Спецпроектреставрации» с рынка отрасль рискует потерять системообразующий институт. Мы разрабатывали значительное количество методической и нормативной документации, которая распространялась по всей стране, участвовали в законотворческой деятельности. Сможет ли частная организация продолжить эту работу? В реставрации очень важен момент преемственности, непрерывности нормотворчества: ряд документов базируется едва ли не на ленинских декретах и урочных положениях. В нашем составе действует несколько отделов, которые занимались отработкой методик реставрации. Это отделы химической защиты и консервации древесины, отдел технологии реставрационных работ, отдел физико-химических исследований, исследований живописи… Подробным образом изучались старые технологии, и на их основе создавались методики восстановления памятников. Там апробировались методики, ставились эксперименты. Информация о разработках распространялась всем заинтересованным в них организациям.

— Что же нужно, чтобы общество повернулось лицом к системному построению реставрационной отрасли, а капитал начал прислушиваться к профессионалу?

— Время, культура, образование, воспитание и прочие общечеловеческие слагаемые для тех, кто имеет деньги и готов выстраивать жизнь по-другому. Уже появляются отдельные примеры, когда люди не строят новый четырехэтажный коттедж, но стремятся восстановить старинную усадьбу. Кого-то привлекает эстетическое восприятие жизни, и он читает не дешевую беллетристику, а Тютчева и Лермонтова. Пока еще много наносной «пены», нам, наверное, понадобится еще лет 40, чтобы, как у Моисея, сменилось поколение и сформировалось просвещенное общество; главное — чтобы за этот период не утратить то, что нам досталось от наших великих предков.