Приоритет международных законов.

Пример деятельности Игоря Ивановича Маковецкого, замечательное интервью которого, безусловно, украсит нашу рубрику «Бизнес и культура», интересен вот чем. В его работе гармонично сочетаются общественная деятельность и успешный реставрационный бизнес — эти две стихии не противоречат, а дополняют друг друга. Плюс четкая гражданская позиция с готовностью, если надо, «устроить скандал» за прохождение границ охранных зон далекого города. Плюс открытость к новым технологиям, которые могут помочь сохранить наше наследие.

Словом, перед вами пример выстраивания бизнеса в постиндустриальной системе экономики, когда профессиональная деятельность становится образом жизни, а индивид чувствует себя не жертвой, а гармонической личностью.

–Игорь Иванович, с Вашего позволения разговор мы начнем не с деятельности компании «Интарк», которую Вы возглавляете, а с задач, которые решает под Вашим председательством Национальный комитет Всемирного наследия ЮНЕСКО…

— Российская Федерация (в прошлом СССР) на уровне руководства страны подписала Конвенцию о сохранении всемирного наследия еще в «прошлом тысячелетии». В это время в Список всемирного наследия ЮНЕСКО были включены первые объекты — исторический центр Петербурга и окружающие его комплексы; Московский Кремль, Троице-Сергиева лавра, Соловецкий монастырь, Кижи. Но отношения России с международным комитетом Всемирного наследия складывались непросто: работе мешали распад СССР, «перестройка», и некоторые годы из сотрудничества выпали. Так, в течение семи лет от России не было представлено ни одного объекта в Список всемирного культурного и природного наследия. Для взаимодействия и активизации деятельности по сотрудничеству с Международным комитетом всемирного наследия Национальная комиссия РФ по делам ЮНЕСКО создала Российский комитет всемирного наследия, который я возглавляю в ранге президента. Также я являюсь председателем российского комитета Международного совета по делам памятников и исторических мест — ICOMOS. Таким образом, эти два комитета являются значительной частью моей профессиональной деятельности.

За это время список пополнился еще 12 объектами, в том числе Казанский кремль, Новодевичий монастырь, Ферапонтов монастырь и некоторые объекты природного наследия — остров Врангеля, озеро Байкал… Важно понимать, что оба комитета — не государственные, а международные общественные организации. Думаю, что роль таких организаций будет возрастать: регулирование культурного наследия в России существенно отличается от схемы, принятой в Европе. Там государственные службы сравнительно компактны, а основная работа проводится на уровне профессиональных общественных организаций — фондов, комитетов, в том числе включенных в систему международных отношений.

— В настоящее время исторический центр Петербурга хотя и включен в список Всемирного наследия, под давлением строительного бизнеса постепенно изменяется,  начиная от оконных переплетов и до нарушений «закона о карнизе». Каковы возможные демарши комитета?

— В Петербурге есть несколько удачных проектов по развитию «пешеходных зон», например, благоустройство «дворов Капеллы», где была не только сохранена историческая среда, но и созданы пространства для бизнес-проектов. Но еще целый ряд объектов ждет охранных действий. В настоящее время готовится генплан развития Петербурга, в котором будут регламентированы охранные зоны. Думаю, что придется пойти на ряд жестких мер, определив границы этих зон и добившись законодательных гарантий их неприкосновенности. В Российский комитет всемирного наследия поступает много почты и от простых петербуржцев, и от депутатов ЗАКС. Ряд нарушений испытывает Петербург, непростое положение с объектами всемирного наследия в Великом Новгороде, Владимире и Суздали. Из Списка всемирного наследия предлагалось исключить озеро Байкал.

— Тем не менее, противники жесткой охранительной линии петербургского КГИОП — в частности, компании-застройщики — утверждают, что музеефикация омертвляет исторический центр…

— Категорически не соглашусь, что Петербург может быть омертвлен. Это город-памятник с уникально выстроенными «горизонталями» проспектов, «вертикалями» старинных высотных зданий. В городе сохраняется одна из лучших реставрационных школ России, которая в состоянии поддерживать центр в достойном виде.А проблема сохранения и одновременно приспособления исторических центров актуальна не только для вашего города, но и для многих городов мира, и к мнению застройщиков надо относиться с определенной осторожностью — им проще всего расчистить площадку и построить на пустом месте нечто новое и максимально прибыльное. А если в нашей стране не останется исторической среды, такой как в Петербурге, Владимире, Суздали, Москве, Ярославле, то не останется самого главного у нации. Будет только перекати-поле. А именно культура является основой морали. Можно критиковать «охранные позиции», но если нет жесткого контроля со стороны надзорных органов, городская среда будет изменяться. Сейчас есть несколько негативных тенденций — например, ликвидация системы строительных нормативов. Для строительной деятельности это просто опасно, потому что чревато катастрофами. Для реставрационной — тоже, хотя и в меньшей степени: процедуры выстраивания работы у нас другие, чем в строительстве, и на уровне профессионалов — архитекторов, мастеров — осознаются механизмы сохранения наследия, в этом есть определенный автоматизм. Уходит система лицензирования, может быть, это и разумно, потому что лицензии могут получить и непрофессионалы. Но тем большая роль должна отводиться органам охраны памятников. Их я вижу в двух ипостасях. Первое — сохранение системы государственных, подчиненных федеральному центру надзорных органов (огромное несчастье в том, что территориальные комиссии по охране памятников попали в прямое подчинение местным органам власти). Второе — развитие системы общественных организаций с делегированием им определенных полномочий. Опыт работы общественной организации был накоплен в СССР: существовало так называемое Всесоюзное общество охраны памятников истории и культуры, ВООПИК, обладавшее даже правом согласующей подписи. В настоящее время Министерство культуры и органы ГИОП даже не могут принимать жестких решений, обязательных для немедленного исполнения, и, как следствие, судьба многих памятников культуры нестабильна. Задача, которая должна быть решена на межведомственном уровне, и может быть решена пока страну возглавляет активный Президент — это реанимация государственной политики в сохранении памятников истории и культуры, возвращение к жестким механизмам ответственности за порчу памятников. Правовое поле уже сегодня позволяет привлекать к ответственности вплоть до уголовной, но кто был реально привлечен к этой ответственности? Под действенный контроль государства должны попасть и федеральные, и местные памятники, не говоря уже об объектах всемирного наследия — надо понимать, что международные законы обладают приоритетом перед законами национальными. Россия, подписав конвенцию по сохранению объектов Всемирного наследия, должна соблюдать взятые обязательства — это вопрос национального престижа.

Стоял здесь дом, всем жителям знакомый…

— Другая тенденция, связанная с Петербургом, — обсуждение делегирования ему части столичных функций. Москва, к своему несчастью, столица, и не желайте перенести столицу в Петербург, потому что именно концентрацией политической, а следовательно, и деловой активности объясняются все изъяны формирования города. В Москве оказались сосредоточены огромные финансовые средства, которые создают пространство под свои потребности. Процесс фактически неуправляем, и речь идет не о сохранении, а лишь о консервации и реставрации избранных объектов архитектурного наследия. Ситуация осложняется тем конфликтом, который развернулся между правительством Москвы и федеральными органами власти, и вмешательство в ситуацию Минэкономики ясности не внесло: это министерство определяет ценность объектов культуры по собственному алгоритму, а обоснования специалистов по культуре принимает не всегда.

Возможно, процесс изменения Москвы и объективный. Городу и стране потребовалось пространство для принципиально новых структур — крупных корпораций, банков. Они обладали колоссальными возможностями, перед которыми не смог устоять никто. «Приспособление» памятника под задачи таких организаций — слишком сложная материя: требуется реконструкция такого уровня, от которой сам смысл памятника поменяется. Современный бизнес требует особого дизайна, эстетики, современных материалов. Отчасти удалось найти компромиссы между реставрацией и потребностями бизнеса в Петербурге, но там есть целые кварталы «доходных домов», на основе которых возникли элитные зоны. В Москве же таких зон не было, и под нажимом новой среды она понесла ряд потерь. Например, разрушена гостиница «Москва» — памятник хотя и не федерального, но местного значения, формировавший среду, привычный нам. С ее разрушением в Москве возникла одна из самых больших городских площадей в мире, но мне жаль этот памятник архитектуры, потому что мы выросли в этой среде.

Но вообще вопрос этот деликатный. Нужно ли жестко критиковать правительство Москвы за «уничтожение» города, насколько важны в изменениях Москвы волевые решения?  Исторический процесс оказались не в силах остановить ни Министерство культуры, ни ГУОП. Тем более что правительство Москвы выделяет средства на реконструкцию, в том числе и на федеральные памятники. Есть примеры конструктивных решений — обмен здания Музея Ленина на Царицыно, и теперь большое пространство парка может быть приспособлено для отдыха москвичей. Другое дело, что встает вечный вопрос «приспособления» или «сохранения» — ансамбль Царицыно должен быть сохранен. Впрочем, и возможную отрицательную роль личности в формировании городской среды также нужно учитывать: например, мы неоднократно высказывались против обоих проектов нового здания Мариинского театра, которые чужды по духу не только Петербургу, но и традициям зодчества России.

— А каковы сегодня «горячие точки» борьбы за архитектурное наследие в Москве?

— Думаю, что охранной зоной должна стать территория в пределах Садового кольца — она и так застроена очень плотно. Должны быть сохранены исторические архитектурные объемы основных магистралей — проспекта Мира, Ленинского проспекта, Тверской — архитектуры, которая поражала весь мир. «Сталинские» дома стоят крепко, но на них кое-где уже замахиваются, начиная от строительства мансард и заканчивая предложениями по сносу. Так, предлагается расселение домов за Фрунзенской набережной, и утешает лишь то, что заселены эти дома очень «серьезной» публикой, которая свое жилье, думаю, сможет отстоять.

— Еще один проблемный вопрос — это приватизация памятников местного значения: допустима ли она, с учетом неурегулированности нормативов и отсутствием системы контроля?

— Серьезный вопрос, сегодня практически нерешенный. Прежде всего, из-под возможной приватизации нужно исключить федеральные памятники и объекты Всемирного наследия. Процесс приватизации должен быть предельно осторожным — он не должен решаться на уровне субъектов Федерации. Вокруг приватизации памятников уже длительное время идет полемика, но не все знают, что в развитых странах сейчас разворачивается процесс деприватизации — в собственность государства возвращаются, например, культовые здания: при правильно выстроенной системе требований к поддержанию исторического фонда такие объекты могут содержать лишь очень состоятельные организации. Приватизация — процесс очень опасный, в чем я согласен и с М. Б. Пиотровским, и с Е. Ю. Гагариной. Очень легко уничтожить и потом почти невозможно воссоздать. Федеральным наследием должно заниматься государство — оно может кому-то поручить содержание и управление недвижимостью, но отвечать за сохранение должно именно государство. Что касается некрупных памятников,  должен быть определен точный алгоритм приватизации, меры ответственности. Сейчас многие берутся за такие здания, обещают их сохранить. Но многие ли настолько состоятельны, чтобы у них хватило средств на реставрацию? Большинству памятники доверены без проверки, тогда как работать надо только с приличными людьми — теми, кто выполняет обязательства. Кроме того, передача в собственность — не единственный механизм привлечения средств, целесообразно пропагандировать и поощрять меценатскую деятельность — традиции меценатства в народе сохранились.

— А чем отблагодарить меценатов?

— Давайте выпустим сборник, энциклопедию частных вложений. Найдем место возле экспоната, где повесим табличку с благодарностью… Есть много способов поощрения, и их использование зависит от тех, кто получает деньги,  причем все их можно применить одновременно. Например, директор Музея изобразительных искусств И. И. Антонова создала музей частных коллекций, а директор Государственного исторического музея А. И. Шкурко создал Зал памяти меценатов. 

Генподряд — высшая степень квалификации

— А теперь разрешите задать традиционный вопрос «строительной журналистики»: расскажите о Вашей компании…

— В советские времена мне посчастливилось возглавить в качестве главного архитектора реставрационные работы на территории Свято-Данилова монастыря, центра Русской Православной Церкви. Там и сложились новые принципы и подходы к реставрации древней архитектуры. После завершения реставрационных работ в 1990 г. приняли решение о создании реставрационной компании. Вначале это был кооператив «МОСТ», затем, после реорганизации возникла компания «Интарк». Создавая ее, мы ставили две большие задачи — это собственно реставрация и консервация национальных памятников, и поддержание контактов с зарубежными организациями, которые могут предложить новейшие технологии для использования в России. Не секрет, что после распада СССР и весь последующий период реставрационная индустрия стала падать — пострадали система подготовки кадров, научно-исследовательская работа. У нас достаточно талантливых архитекторов, инженеров, мастеров, но внедрение новых технологий консервации и реставрации замедлилось.

В частности, в стране недостаточно отработаны проблемы гидроизоляции старинных зданий. Одна из важнейших проблем «золотого пояса» связана с массовым гидротехническим строительством в годы индустриализации. ГЭС обеспечили стране дешевую электроэнергию, позволили создать промышленность и, в конечном счете, обеспечили стране выживание, но радикально изменили гидрогеологию всей территории. Уровень грунтовых вод, находившийся местами на уровне 8–15 м, поднялся до 2–3 м. Как следствие, произошло подтопление важнейших памятников древней архитектуры. Они в основном стоят на бутовых — то есть известняковых — фундаментах, скрепленных известью. Грунтовые воды через фундамент и стены поднимаются вплоть до фресок. Собственно первой нашей задачей стала консервация объектов, отсечение подсоса грунтовых вод. Мы по линии ЮНЕСКО поддерживаем контакты с химическим концерном «РОНПУЛЕНК», который совместно с Академией наук Франции занимается поисками решений этих проблем. В основном разработки идут по линии минеральных материалов, которые поглощаются пористыми структурами — деревом, кирпичом, известняком. Состав поглощается, входя в структуру, и создает в верхнем слое преграду, не пропускающую влагу.

— Интересно, что консервативная часть реставрационного сообщества говорит, в том числе в наших публикациях, о примерном паритете методик…

— Это, безусловно, не так. Далеко шагнула зарубежная прикладная химия, реставрационные компании ведут постоянный поиск новых технологий. Используется и техника: на реставрации собора Парижской Богоматери я следил, как реставраторы с помощью лазерной пушки очищали камень на входной группе собора — с каким качеством, скоростью и точностью работает эта техника… С камня снимается лишь пыль, ни куска лишнего. При этом сохраняются и традиционные методики реставрации.

— На каких объектах привелось работать?

— Это подмосковная усадьба графа Уварова, основателя Государственного исторического музея. Затем были развернуты реставрационные работы на основном здании ГИМ, где мы восстанавливали живопись, позолоту, камень. Здание очень интересное, оно формирует особый стиль русской архитектуры. Последние 10 лет наш главный объект — Новодевичий  монастырь. Ему повезло, так как он сразу после революции решением Правительства попал в руки ГИМ. Комплекс на первый взгляд компактный, но на самом деле достаточно крупный по объему работы. Мы ведем практически весь объем реставрационных и строительных работ, включая сложнейшие. В частности, имеем живописцев высшей категории, которые ведут консервацию живописи в древнейшем Смоленском соборе. Последние два года занимаемся также гидроизоляционными работами: не внедряясь в конструкцию, специальными минеральными составами отсекаем от грунтовых вод цоколь здания, защищаем камень, дерево, металл на памятниках Новодевичьего монастыря и памятников древнего города Углича Ярославской области.

— То есть вы стараетесь сохранять комплексный подход к реставрации…

— Сейчас в реставрации немного организаций, которые могут профессионально осуществить генподряд. Это более высокая степень квалификации. У нас есть лицензия на генподрядные работы по реставрации и строительству. При этом мы не стремимся выступать в качестве инвесторов, восстанавливая и затем обеспечивая коммерческое использование памятников. Полный набор специалистов по всем реставрационным специальностям иметь сложно и не нужно, некоторых мы привлекаем лишь при необходимости.  Также иногда на временной основе привлекаем на общестроительные работы,  например, когда необходимо выполнить коммуникационные или сантехнические работы. Если, впрочем, компания стремится достичь высокого качества в работе, то команду мастеров желательно иметь на постоянной основе, например, это относится к позолотчикам или резчикам. Что касается основных специальностей, связанных с камнем, металлом, деревом, — в генподрядной организации они должны присутствовать на постоянной основе. Значительная часть команды со мной уже 15 лет. Постепенно подбираем смену, обеспечиваем стажировку. Сейчас в Москве мы знаем всех, кого можно использовать на наших работах, кто не обманет,  но этот профессиональный круг мы изучаем очень давно.