ГРАДОСТРОИТЕЛЬНАЯ СВОБОДА ДОЛЖНА БЫТЬ БОЛЕЕ СТРОГОЙ. АРХИТЕКТОР С. В. ГАЙКОВИЧ О РАЗВИТИИ АРХИТЕКТУРЫ ПЕТЕРБУРГА

— Конечно, архитектурный процесс в Петербурге идет. Должен он идти и в центре Петербурга — ведь городу следует развиваться естественным образом. Когда проекты поручаются таким мастерам, как Рейнберг или Земцов, то возникают произведения, которые не только вписываются в архитектуру Петербурга, но и развивают ее. За исключением особо консервативных представителей по охране памятников, все понимают, что «музеефикация» города ни к чему хорошему не приведет. Но я обеспокоен иным — в строительстве Петербурга начинаются проявления агрессивного бизнеса, того, что не имеет отношения к архитектурному процессу. — Сейчас новое строительство ведется в самом центре Москвы: на торги иногда выставляются адреса типа «Красная площадь»... Но можно ли допустить такой подход в Петербурге, известном своей стилевой сдержанностью, единством, «небесной линией»? Как будет развиваться центр? — Пока пропорция между динамическими силами бизнеса и консервативными силами администрации города имеет правильный баланс. Но не исключено, что тенденция к изменению окажется сильнее, чем к сохранению, центр в этом отношении изменится в отрицательную сторону. Впрочем, пока это маловероятно, потому что в нашем городе существует множество механизмов бюрократического (в хорошем смысле) свойства, которые не предполагают полной свободы при любом виде собственности. Ведь, например, никакая собственность на землю не предполагает, что в центре города собственник может построить хранилище радиоактивных отходов. Собственность на недвижимость несет ограничения — правовые, историко-архитектурные, градостроительные. Соблюдаются ограничения по высоте застройки, характеру модульности, применяемым материалам. Один из качественных отслеживающих механизмов — представление проектной документации на разных стадиях работы над проектом на рассмотрение главного архитектора города. Думаю, что небоскребов на Дворцовой мы в обозримом будущем не получим. Однако на данный момент мы не имеем абсолютного юридического механизма, ограничивающего высоту застройки, и заказчик, который готов впасть из-за лишнего метра или двух во все тяжкие, свою правоту может доказать. — Можно ли рассчитывать на то, что процессы стихийного изменения города будут сдерживаться общественностью, или... — Или. На общественность нельзя рассчитывать, хотя это в некоторой степени прискорбно. «Общественность» является еще более консервативной частью общества, чем администрация. Консерватизм муниципальных образований определяется двумя факторами. Во-первых, желанием сохранить среду без изменений: любое изменение, как правило, нарушает чьи-то интересы. Редко кто предлагает сделать парк на месте пустыря, скорее на месте парка предложат построить дом. Конечно, уплотнять и сокращать зеленые зоны плохо, но, если пустить высказываться граждан, можно получить «охлократию» — и тогда консервативные, а в сущности непрофессиональные люди начнут громко рассуждать о красоте классической архитектуры, а в результате ни один новый, живой проект не пройдет. — Сейчас в городе возобновилась работа над генпланом. Позволит ли в перспективе этот документ упорядочить процесс строительства в городе? Ведь, насколько известно из комментариев посвященных, он будет иметь не директивный, а предписательно-рекомендательный характер. — Градостроительный регламент, безусловно, сыграет в процессах торможения положительную роль. По крайней мере, даст более четкую, прозрачную основу для строительства на различных территориях. Однако мне кажется, что сейчас разработка градостроительного регламента ведется как бы «вдогонку» — сначала заказчик присматривается к участку, определяет задачи, а администрация начинает готовить регламенты, которые, разумеется, кое-что не разрешают. Живой человек говорит — нет, хочу собрать урожай с торговых помещений, а у вас 2 этажа максимум. Это повод для лоббирования и взаимного давления. Результат — различные компромиссы. Хотелось бы, чтобы нашлись силы на создание комплекса предварительных, «априорных регламентов», а на их основе были разработаны документы о конкретных возможностях застройщиков. Если администрация возьмет в этом вопросе инициативу на себя, то у нас появится гарантия, что агрессивный бизнес города не испортит. За рубежом градостроительные регламенты — так называемые зонинги — носят ограничительный характер, говорят о том, чего нельзя делать на данной территории. Я знаком с некоторыми существующими проработками, и там уже есть довольно «трогательные» формулировки типа «можно это, это, это... и остальное». Хорошо, что градостроитель уже не берет на себя функции пророка. Это дело бизнеса — решать, что ему хочется. Мы должны ограничить габариты зданий, ввести разумные ограничения по функциям, просчитать энергопотребление... Не знаю, можно ли сравнить нашу ситуацию с московской, и соответственно определить «вилку» допустимости. Думаю, что в Петербурге градостроительная свобода должна быть более строга... Недаром у нашего города «строгий, стройный вид»... — Можно ли, в принципе, и стоит ли регламентировать собственно творческие решения, в частности применение конструкций? Если стоит, то каковы подходы к описанию их в регламенте? Например, какой регламент объяснит, что рядом с Росси будет неуместен фасад «структурного стекла»? Или придется впадать в бесчисленные конкретные рассмотрения проектов, контекстов. — Серьезный вопрос, на него нет однозначного ответа. Мы ищем, как дисциплинировать заказчика в эстетическом смысле. Дело не в конструкциях — они могут быть любыми. Пусть используются сталь, алюминий, стекло, если они отражают тектонику конструкции и уместно употреблены. Часто рекомендуется использование традиционных материалов, но думаю, что это некорректно по той же причине. Пожалуй, главное, как здание звучит в контексте. Отчасти формализация в этот вопрос вносится понятием «модульности» в старых кварталах. То есть, рекомендуется попасть в размерность оконных проемов, этажей соседних зданий. Так что слова «впадать в конкретные рассмотрения» можно считать положительным, конструктивным решением. Однако при этом следует смотреть, чтобы не возникло волюнтаризма тех, кто рассматривает проекты. Также следует учитывать, что в связке зодчего и клиента инициатива часто бывает в руках у последнего. Клиент может надиктовать, зодчий применит, администрация утвердит — но окажется, что еще один кусочек города безнадежно испорчен. — Какие зоны города будут меняться наиболее активно, как расти городу? В высоту, в ширину? В промзоны или пригороды? — Я бы, наверное, поступил неправильно, если бы в частном порядке стал рекомендовать, куда развиваться городу. Его и так развивали то на юг, то на север, то на восток. Решив, что неплохо и на запад, некоторые горячие головы предлагали перенести линию «морского фасада» в Котлин, засыпав Маркизову Лужу. Надеюсь, что новый Генплан не будет содержать такого «экстремизма». Большинство специалистов, связанных с разработкой генплана, уделяют большое внимание промышленному кольцу, которое отделяет центр от «спальных» районов. Это действительно огромный резерв, и наверное, основное развитие города связано именно с ним. — Если говорить о перспективах городской архитектуры, то какие культурные, стилистические течения могли бы дать ему новый импульс? — Стиль — самопроизвольное явление. Никто, даже самый уважаемый главный архитектор сейчас уже не скажет, мол, работаем в таком-то стиле. Все сразу назло перейдут в другой. Какие-то явления становятся модными, потом кажутся некрасивыми. В Петербурге особенно трудно говорить об одном стиле, потому что здесь много кадров, школ, контекстов. Контекст разный, и произведения разные. Хочется, чтобы город уберегся от дурного тона. Впрочем, зодчие, как правило, люди образованные и со вкусом. Наверное, сейчас надо заново искать эстетику — активизировать формообразование, например вспомнить сектор с острым углом Ледового дворца. Прохладная архитектура, крупные формы, непрямые поверхности. — Каким должен быть комплекс памяти в Московском парке Победы? — Отвечу довольно рискованно. Мои родители блокадники, и когда я расспрашивал их о блокаде, они не хотели о ней вспоминать. Если вспоминали, то с тяжестью. Этим людям было несвойственно выпячивать проблемы, пересказывать, переживать. Нужны ли новые памятники Петербургу? Может быть, вполне достаточно Пискаревского мемориала, просто лучше содержать и развивать его? На мой взгляд, тема Второй мировой войны должна потихонечку уходить. В Древней Греции делали трофеи — памятники победы — из дерева, потому что дерево — недолговечный материал. Концентрация на победе и противостоянии не должна быть многолетней... Понимаю, что это неординарная точка зрения, и ее, наверное, надо оформить гораздо лучше — ведь я не говорю, что надо забывать что-то. Скажу — надо обратиться к созиданию, а также к сохранению уже имеющихся памятников. — Что пожелаете строителям Петербурга на ближайшие триста лет? — Пожалуй, чтобы нормативная база не была противоречивой. Требования Госсанэпиднадзора противоречат современным реалиям, а механизм осуществления и исполнения этих норм еще менее отлажен. Приходится исполнять волюнтаристские, явно завышенные требования к гигиенической безопасности населения. Например, требуется 100-метровый разрыв между бензоколонками и жилыми домами. Есть и другие слабо обоснованные нормативы по санитарно-защитным зонам. К непроизводительным затратам территории приводят завышенные нормы инсоляции. На самом деле, подобные «заботы» приводят к эксплуатации одних за счет других. Так вот, мое пожелание — усовершенствовать нормативную базу, если не за триста лет, то хотя бы за три года.