В темных комнатах северо-западного ризалита, или Эрмитажные тайны

На днях завела меня судьба под крышу Зимнего дворца, и это, скажу я вам, полный восторг и несказанная удача. Тайная вселенная в стороне от проторенных туристских троп — хотя и совсем близко, но совсем незаметно. Сергей Маценков, научный сотрудник отдела истории и реставрации памятников архитектуры прославленного музея и автор книги «Чердаки Эрмитажа», согласился показать лабиринт, где не ступала нога туриста.

Мы свернули с площади во двор, заполненный посетителями. Далее — служебный вход, лифт, четвертый этаж.
А потом открылась неприметная дверь — и мы сразу оказались «по другую сторону бытия».

Гигантский кирпичный организм, прошитый несчетным количеством стяжек и ферм, заполненный каркасами и переходами. Плоть, созданная руками разных эпох. Свежие пятна замурованных проходов чередуются с черными пробоинами. Коррозия и щербины соседствуют со следами недавней крас-ки. Этот организм спаян из разнородных и разновременных фрагментов. В этой ткани повествования есть место разным временам и разным людям: здесь все — и люди, и времена — оставили свои следы.

Здесь легко заблудиться. Окна закупорены, двери закрыты. Кое-где виднеются следы, на стенах иногда возникают старинные таблички с названием комнаты, находящейся под ногами, внизу, за толстым слоем перекрытий, за кирпичами, глиной, войлоком, профилями и обрешеткой.

Пространство, условно разбитое на четыре сектора — ризалита, прошито металлической «паутиной». Фермы тянутся из зала в зал — они нескончаемы, на них держится крыша. Человеческий разум с прицельной точностью исчислил этот орнамент, простреливающий воздух трубами и полосками из кованого и прокатного металла. Чтобы подойти к стене в этом царстве геометрии, надо сгибаться, выпрямляться, переступать, перешагивать…

В 1840-е гг. перегородок было меньше, и однажды конструкции не выдержали и рухнули под давлением снегов и дождей. Потолок просел ровно по центру Тронного зала, мощным вздохом вышибло двери. После этого в чердачном мире выросло множество перегородок, нагрузка была перераспределена. А сохранившиеся конструкции были укреплены с помощью огромного количества винтовых домкратов.

Впрочем, перегородки стали расти чуть раньше — после страшного пожара, который три дня пожирал дворец и не успокоился, пока не уничтожил всё. В декабре 1837 г. мертвый остов здания лежал посреди площади, застывшей в тягостном молчании, в воздухе порхали черные бабочки пепла. На чердаке не было брандмауэров, огонь не встречал преград.

В Зимнем дворце всегда жило множество людей, в иные периоды до трех тысяч. Большое количество народа из числа прислуги обитало в чердачном мире — здесь были жилые сооружения, велось хозяйство, содержались домашние животные и птицы (свиньи, козы, куры, гуси). Сохранилось упоминание даже о корове. Люди отступали перед огнем, оставляя животных, которые стали жертвой страшного огня, поглотившего их.

Дорожка петляет и разветвляется, уходит в темные проемы, ныряет под арки, взбегает по решетчатым мостикам и железным лесенкам, ступеньки которчх закреплены старыми гайками с квадратными шляпками. Сергей Анатольевич идет уверенно — с 1989 г. он изучил это пространство как свои пять пальцев. Иногда здесь обнаруживаются «приветы» из прошлого: инструмент, столовые приборы, осколки и черепки — все это стараниями Сергея Анатольевича Маценкова собирается в отдельную экспозицию, музей в музее.

Несколько лет назад в одном из чердачных помещений при вскрытии пола обнаружили настоящее сокровище — стопку документов: письма, дневники, визитки — все пушкинской эпохи. Красный сургуч на конвертах, пожелтевшая бумага, бисерные русские и французские буквы.

Полы отражают потолки. Это такое своеобразное зазеркалье. В каждом зале свой потолок — где обычный, где купольный, где еще какой. В каждом чердачном помещении свой пол — в одном месте он «проваливается», в другом сферически проступает, точно огромная окаменевшая скорлупа. Вдоль стен — темно-рыжие пятна. Это скрепы, держащие карниз. Некоторые из них вполне крепки, некоторые шелушатся — время медленно и неуклонно отщипывает пласты истлевшего металла. Скрепы устанавливали при строительстве дворца, они изначальны и удостоверяют возраст здания. «Это сертификат подлинности!», — торжественно говорит Маценков.

Постоянно встречаются крепления с клеймами. Знаки разнообразны и расшифрованы лишь отчасти. Скажем, вот рельс Путиловского завода — с ним все ясно, маркировка читается. Вот рассекающий арочный проем рельс Круппа, того самого, из чьих орудий потом фашисты расстреливали Эрмитаж. А вот нечто непонятное: слева вроде бы якорь, справа вроде бы Z, а точнее и не сказать. Точно так же не установлено назначение многих колец, цепей, крючков, торчащих из старого кирпича, в углах и арочных сводах.

Из темноты выныриваем в помещение, которое кажется светлым. Здесь есть несколько маленьких окошек, спрятавшихся под высоким потолком, белые крашеные стены и лампа; по центру — длинный прут в крепких объятиях креплений. Это «корни» 14-метрового флагштока. Прут сделан из нержавейки несколько лет назад — клепаные швы прежней конструкции не выдержали натиска десятилетий. Узкая высокая лестница, расположенная рядом, ведет к наглухо закрытой двери. Там — часовая будка. Большие шестеренки деловито прокручивают эпоху, зубчик за зубчиком. За дверью раздаются мерные щелчки, и раз в полчаса — мелодичный звон. Мы услышим его несколько раз, пока будем бродить темными залами, ощупывая стены фонариком.

За полтора часа мы успеваем посетить лишь несколько помещений в северо-западном ризалите. Трудно представить, сколько потребовалось бы времени, чтобы просто обойти весь чердак, не останавливаясь, пытаясь на ходу расшифровать знаки и разглядеть под ногами «приветы» из прошлого.

А потом — снова неприметная дверь. Один шаг — и мы уже в привычном мире. Лифт, первый этаж, служебный вход. Двор с туристами. И яркое нестираемое воспоминание о черноте, зияющей в кирпичных арках, и глубине, сквозящей отовсюду.

Автор: Иван Денисенко, член Союза писателей России Дата: 28.05.2012 «Федеральный строительный рынок» № 101 Рубрика: Культура и наследие

«« назад